Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спокойной ночи.
В комнате сгустилось молчание, и только хруст потрескивавших поленьев нарушал тишину.
— Почему? — тихо спросил он.
Она сама едва не задала ему тот же вопрос, когда он повернулся к ней спиной.
— Почему ты так ласкова со мной сегодня? — снова спросил он.
— А почему ты был так добр ко мне в Кайте?
— Так, значит, в благодарность?
— И да, и нет. Тебе было тяжело, и мне захотелось помочь. — Она помолчала, а потом неуверенно спросила: — Почему ты не обнимешь меня? Слишком устал?
— Я никогда не видел тебя такой, как в Кайте, тебе было так плохо, и я подумал, что тебе необходимо время, чтобы оправиться.
Снова доброта.
— Когда ты обнимаешь меня… мне приятно. Я чувствую себя очень одинокой и немного испуганной. Если тебя не очень затруднит…
Его руки обвились вокруг нее. Тяжелые, теплые, оберегающие.
— Не затруднит, — хрипло проговорил он.
— Спасибо. — Она крепко прижалась к Гейджу. Волосы на его груди попахивали мылом и травами, которые она добавила в воду. — Я не хочу мешать тебе.
— Напрасные старания. Ты всегда волнуешь меня. — Его руки крепко обняли ее. — Спи. Тебе надо отдохнуть. Завтра нам предстоит неприятное путешествие по этому холодному морю.
— Да… — Она обняла его. Ей хотелось поговорить с ним, но она понимала, что должна лежать спокойно, не мешая ему заснуть. Гейдж вынес весь этот ужасный холод и ветер ради нее. — Нам обоим надо выспаться.
Сквозь сон она слышала могучие удары волн о скалистый берег и мрачное завывание ветра. Разбушевавшаяся стихия только усиливала удовольствие от тепла, исходившего от жаркого очага, и от защищенности, которую она испытывала, тесно прижавшись к Гейджу.
Малик изо всех сил удерживал на плечах накидку. Порывы ветра поднимали ее, пытаясь вырвать из рук.
— Этот сумасшедший бросил себя на порог, словно мешок с ячменем! — с отчаянием проговорила Эдвина, выглянув в окно. — Алиса, позови его в дом.
— Сама и скажи. Решайте все сами, — зевнула в ответ Алиса, направляясь к своему лежаку у задней стены комнаты. — Я ложусь спать. Мне и ребенку надо отдохнуть.
Алиса оставалась последней надеждой Эдвины, не желавшей ввязываться в безумную выходку Малика. И Бринн, и Алиса отступили, оставив решение за ней. Раз так, она ничего не скажет ему, решила Эдвина. Прогнать Малика с порога ей не удастся. Для него имели большое значение символы, и позволь она ему переступить порог своего дома… Он придаст ее предложению далеко идущий глубокий смысл, а она больше не хотела знать ни одного мужчину.
Он может просидеть у порога всю ночь. Она не хотела впускать в свою жизнь другого человека, пока не избавится от первого. Теперь она впервые почувствовала свободу, радовалась новому ощущению, какого прежде не знала. Зачем ей шут, ничего всерьез не воспринимающий?
Ветер завыл с новой силой, Малик весь съежился. Ему уже стало совсем не под силу справляться в одиночку с резкими порывами. Он прятал голову в плечи, вжимал ее в шею.
Днем Эдвина на несколько минут выходила из дома и с огромной радостью вернулась обратно. С тех пор ветер усилился и наверняка резко похолодало.
Малик говорил, что у него на родине нет таких холодных, резких ветров.
Вот и пускай отправляется к себе в Византию, ему не место среди чужестранцев. Кроме Гейджа Дюмонта, здесь у него никого нет, Эдвина чувствовала это. Зачем он пришел в страну, где на него смотрят как на дикого варвара, пока не узнают поближе. Она и сама была уверена, что сарацины — невежественный народ. Однако она никогда не признавалась Малику, что его острый ум и глубокие познания поразили ее. Рядом с ним она чувствовала себя полной невеждой. После замужества Эдвина почти все время болела и не покидала свою комнату. В отчаянии она попросила священника обучить ее хоть чему-нибудь из того, что должна знать женщина. К ее величайшему удивлению, Малик опроверг многое из того, чему ее учили, и терпеливо занимался с ней при любой возможности.
Гром.
«Неужели пошел дождь? Нет, просто волна с силой двинула о берег», — с облегчением подумала она. Какая разница! Пускай из-за своего упрямства коченеет до костей, только тогда она, может, и пригласит его в дом.
И в самом деле разразился ливень. Крупные капли дождя стучали о порог, били в дрожащее тело Малика. Мокрая накидка облепила плечи.
— Матерь Божья! — Она быстро приоткрыла дверь. — Заходи!
Малик вскочил на ноги.
— Я думал, что не дождусь, пока ты меня позовешь, — радостно улыбнулся он. — Я уж было думал, что мне придется у твоего порога врасти в землю. Правда, я плохо представляю себе, как что-то здесь может пустить корни при такой неблагодатной погоде. Должно быть…
— Успокойся! — Схватив его за руку, Эдвина потянула его в дом — он позволил себя увести — и захлопнула дверь. — Не шуми, Алиса пытается заснуть! — Она подвела его к огню. — Я ни за что бы не уступила, не пойди такой ливень.
Он согласно кивнул.
— Ко мне с небес сошла благодать. Господь всегда хранит меня в правом деле. — Малик протянул руки к огню и довольно выдохнул: — … И посылает тебе.
Она хмуро посмотрела на него.
— Ты ел?
— Да, я знал, что должен подкрепить свои силы перед сражением. — Он сел у огня и вытянул ноги. Все его движения отличались грацией и изяществом. До чего же был он гибок и хорош! Эдвина отвела взгляд. — Пусть так и будет.
— Я не собираюсь бороться с тобой. Когда согреешься — уходи.
— Мне придется здесь долго оставаться. Я промерз. Из-за тебя я просидел целую вечность на этом ужасном ветру.
— Я тут ни при чем.
— Я ведь страдал на пороге ради тебя.
— Из-за моего случайного слова «неженка»? Я просто пошутила, мне и в голову не могло такое прийти, что ты решишься на подобное безумие.
— Это не безумие. — Малик, не отрываясь, смотрел на огонь. — Я не очень-то уважаю воинов Вильгельма из-за их кровожадности, но признаю их рыцарский обычай сражаться на турнирах во славу своих дам и посвящать им свои подвиги.
— При чем тут это?
— Я сражался с ветром и холодом и посвящаю битву тебе. — Он повернулся и посмотрел ей в глаза. — Ты окажешь мне свою милость?
Эдвина почувствовала волнение. Он был так прекрасен в отблесках огня! Нет, он был великолепен…
— Я все еще замужем.
— Дамы при дворе Вильгельма не считают это препятствием, — решительно тряхнул он головой. — Но я понимаю, как для тебя это важно. Не беспокойся, я терпелив и думаю, скоро все решится!
Она не могла оторвать от него глаз. Благородство и нежность. Юмор и страсть. Все это скрывается за внешностью небожителя, которой она так боялась.